Валентина Мельникова: Я не вижу в "деле Рудакова" никаких подвохов

Несколько дней подряд средства массовой информации обсуждают судьбу Романа Рудакова – военнослужащего, находящегося в военном госпитале Санкт-Петербурга. Местный комитет солдатских матерей при поддержке правозащитников и представителей либеральных движений сообщил прессе, что парень был госпитализирован после избиения в воинской части. Врачи удалили пострадавшему тонкий кишечник и вот уже более 100 дней он находится в палате интенсивной терапии в крайне тяжелом состоянии.

По данным правозащитной общественности Петербурга, спасти рядового может только операция по пересадке кишечника, которую можно сделать в Москве, однако врачи отказываются перевозить Романа. Вчера «Солдатские матери» и питерские правозащитники провели у госпиталя, где находится солдат, пикет в его поддержку.

"Правда.Ру" обратилась к председателю Союза комитетов солдатских матерей России Валентине Мельниковой с просьбой прокомментировать эту ситуацию.

Мельникова Валентина Дмитриевна, председатель Союза Комитетов Солдатских Матерей России: 

- О Рудакове я ничего не знаю. С мальчонкой связались питерские дамы, а они как-то от нас особятся. Они у нас вообще самостоятельные, ведут дела отдельно от российских «Солдатских матерей», отдельно от всех. Я пыталась выяснить ситуацию. Слышала Эллу на «Эхо Москвы» и пыталась выяснить у журналистов - что у мальчика? Почему ему такую тяжёлую операцию делают?

- То есть вы сами пытались выяснить? Вы тоже не знаете?

- Не знаем мы! Первое, что я сразу стала спрашивать, вы мне скажите, у него что, рак? А мне журналистка: «Я этого не говорила». Тогда в чём дело-то? Почему такая тяжелая операция? Врачи не скажут, потому что существует врачебная этика.
Элла говорит везде: «Вот, он был с заболеванием крови с каким-то признан». Что там было-то? Я даже не представляю, что у него может быть, чтобы удалили тонкий кишечник…

- А избить могли до такой степени, чтобы удалить тонкий кишечник?

- Нет. Понимаете, его давно уже прооперировали…

- Давно? Почему же он до сих пор в госпитале?

-  Они не могут его выписать. Он солдат, его должны довести до какого-то более-менее нормального состояния. Они должны попытаться сделать всё, что можно, пока все медицинские способы не будут исчерпаны. Он же не может теперь никак без кишечника. Ему же питаться как-то нужно, у него же не всасывается ничего.

- То есть вы не знаете, что там творится?

- Деталей я не знаю. С точки зрения медицинской я пока ничего не вижу, никаких подвохов. Поэтому чего наезжать? Что не хотели его переводить в Бурденко? Так его не в Бурденко надо, а, наверное, надо договариваться в трансплантологию.

Бесполезно обсуждать медицинскую проблему, не имея медицинских документов. Понимаете? На самом деле те же военные в тяжёлых случаях собирают консилиум, когда по нашей просьбе, когда сами по себе. И по поводу перевозки, и по поводу дальнейшего лечения, и прогноза заболевания, и всё-всё-всё.

Есть такая форма – консилиум. Все вопросы на нем вполне хорошо решаются. Приезжают ведущие специалисты, врачам не трудно приехать откуда угодно. Они очень квалифицированно к этому подходят.

Пока передо мной нет документов, я могу что-то обсуждать, но никаких выводов я делать не могу. Если нужен консилиум, если кто-то с мальчиком встречался, если мальчик в тяжёлом состоянии, если он нуждается в какой-то поддержке, если он говорит или те, кто его навешают, чтобы его посмотрели другие специалисты - ради Бога! К ним можно всегда обратиться, они всегда утроят консилиум!

- Его навещают из организации солдатских матерей Санкт-Петербурга?

- Наверное. Понимаете, это же всё появилось неожиданно. Если он давно лежит, то почему никто не знал про него? Я, например, не знаю эту историю…
 
Наверное они его навещают, я не исключаю. Может быть, кто-то с ним лежал, может быть, кто-то из родителей рассказал. Там же ребята лежачие, а при них всегда есть кто-то, кто помогает, кто ухаживает.

- В новостях значится «вот уже 100 дней находится в палате интенсивной терапии».

- Правильно, а куда его девать, если у него нет тонкого кишечника?

Таких солдат по госпиталям лежит сейчас много. У нас по осеннему призыву только моя коллега человек 50 уложила в госпиталь, и гипертоники, и с сердечными заболеваниями, и с  психическими заболеваниями. Этих бойцов там лежит, видимо – невидимо, по госпиталям. Мне сегодня отец звонил, мальчишка в  6-м Химкинском реабилитационном госпитале, ампутант, после побоев. Ну, пожалуйста, тоже поставили протезы учебные…

- Почему врачи скрывают эти факты?

- Потому  что врачи не могут разглашать подробностей - врачебная тайна. Ну а мы со своей стороны тоже ничего сказать не можем, пока мы не знаем, что там произошло.

Если был консилиум, и врачи решили, что надо искать трансплантат, тогда надо потихонечку его готовить, потихонечку отправлять, ждать органов. А  если они считают, что нет… Если это онкология, у  него ничего не приживется.

У нас бывают и с онкологией, и которым надо помогать с пересадкой органов, и родителям тоже надо помогать, все стоят на ушах… И военных мы ставим на уши, иногда они сами встают с готовностью.

Женька Горбунов, сколько лет он у нас жил без почек. Вот нашли почку, пересадили. Трансплантат тазобедренного сустава мальчонке нашли, все сделали. Так что на самом деле нужно знать , что конкретно надо делать, а не вякать…

- Почему санкт-петербургская организация обособленно держится?

- У  всех людей разный характер, а у организаций тем более.