А. Лубенский: тайные войны разведки.Череп разведчика хотели похитить

Итак, Николай Струтинский установил обстоятельства и место гибели Николая Кузнецова. Теперь надо было обнаружить место захоронения, эксгумировать и идентифицировать останки разведчика. Все это приходилось делать, преодолевая тайное и явное сопротивление.

"Следует подчеркнуть, что благодаря неимоверным усилиям, честности, объективности и слаженности чекистов, в процессе этой работы нам удалось выйти на место первого захоронения Н. Кузнецова, эксгумировать останки и 27 июля 1960 г. завершить эту сложнейшую многолетнюю операцию перезахоронением на воинском кладбище "Холм Славы" во Львове, - напишет много лет спустя Николай Владимирович (цитирую по рукописи - АЛ.). - Народ торжествовал и благодарил нас за этот, по существу, гражданский подвиг. Но выявились и довольно влиятельные противники, у которых амбициозная зависть превратилась в крайнюю ненависть к нам и, в частности, ко мне, к моим братьям и соратникам по подполью и отряду, которые активно помогали нам в этом расследовании Как выяснилось позднее, эту группу возглавил бывший комиссар нашего отряда "Победители" полковник Сергей Стехов. Он предпринял действенные меры, пытаясь добиться изгнания меня из органов КГБ. Так, еще играя в дружбу со мной, этот лицемер Стехов 31 марта 1960 года пишет на меня тайный донос на восьми листах в адрес тогдашнего секретаря Ровенского обкома партии Козакова, вымогая от него изгнать меня из органов КГБ. Но, как видим, ему не удалось достичь своей подлой цели. Несмотря на это, Стехов, используя свой былой авторитет, путем наглейшего шантажа и провокаций подстрекал все новых людей, толкая их на провокационные выступления против нас..."

Позже эта деятельность выльется в провокационную "сенсацию" обнаружения "других" останков легендарного разведчика - но об этом позже. Пока вернемся к событиям послевоенных лет и к поискам, которые вела группа Н. Струтинского. Спрашиваю у Николая Влади-мировича, как им удалось обнаружить место первого захоронения Н. Кузнецова.

- Кузнецов погиб в хате Голубовича. Соседи его были в банде. У одного из них два сына были в банде, оба погибли, - вспоминает Н. Струтинский. - Жену одного из сыновей с дочкой в Сибирь отпра-вили, там она была. И тут у нас на Западной Украине не принимали таких людей, назад не принимали категорически. Я решил воспользоваться этими обстоятельствами, чтобы выйти на могилу Кузнецова. Подключены были и агентура, и осведомители, и архивные материалы, и оперативные отделы Подкаменского районного и Бродовского горрайотделов КГБ. Любого сотрудника я имел право привлечь к работе. И я решил, что надо выйти на этого соседа Гопубовича. Он скрывался, но я вышел с ним на контакт.

Больших усилий стоило Николаю Струтинскому установить доверительные отношения с этим человеком. Наконец тот поверил, что его не обманут: если укажет место захоронения разведчика, Н. Струтинский добьется возвращения на родину его невестки и внучки. Так и случилось - всеми правдами и неправдами Н. Струтинский добил-ся их возвращения. Могила Кузнецова была найдена.

- Это все же не так просто было, - говорит Николай Струтинский. -Долго он меня прощупывал: не обману ли, долго водил вокруг да

около. Иногда приходилось и прижать его, и технику специальную использовать. Некоторые разговоры свидетелей мы записали, что потом помогло. Голубович ведь тоже знал, где могила, но боялся сказать. Знал, что его уничтожат; он не был связан с бандой. А этот - был связан, два сына его погибли, и бандиты не решились бы его убить. Но он тоже боялся. Он тени своей боялся... Но место показал в конце концов.

В присутствии понятых, представителей властей, прокуратуры и КГБ, могила была вскрыта и останки извлечены. Но как доказать, что это останки Кузнецова? Ведь группа сторонников версии Медведева провела свои раскопки в Вербском районе, не имея никаких подтверждающих данных.

- Это было преступление, - говорит Н. Струтинский. - Они подговорили людей, которые якобы опознали Н. Кузнецова в гробу, на похоронах. Ну скажите, пожалуйста: на территории, где Кузнецов не был никогда в жизни, кто мог его опознать? Мог опознать близкий человек, который бы узнал его, но там не было таких людей. Там вообще не знали о Кузнецове! А они свои имена, фамилии указали. Мол, хоронили в гробу, со священником. Кто бы стал Кузнецова со священником хоронить? Полная бессмыслица. Но они и на это шли - раскапывали чьи-то могилы, не имея точных данных. Шли на все, чтобы сорвать наше расследование...

- Вам мешали все время?

- Все время. Отдельные работники центрального аппарата КГБ СССР пытались помешать. И наши местные секретари обкомов, Львовского и Ровенского, принимали все меры, чтобы это депо запутать, чтобы я не вышел на место гибели Кузнецова. А когда я уже вышел, тогда принимались все меры, чтобы я не довел его до конца. И мне прямо говорили руководители, что если даже ты найдешь останки Кузнецова, то ты не докажешь, что это его останки.

- И как же удалось это доказать?

- Я доложил начальнику Львовского облуправления КГБ полковнику Ивану Федоровичу Валуйко, который курировал работу нашей группы, подписывал все бумаги. Я ему говорю: "Останки найдены, давайте будем перезахоронение делать".

В конце сентября 1956 г. уже был составлен подробный акт. Его составили и подписали судмедэксперт г.Львова В.М. Зеленгуров и старший следователь УКГБ капитан Рубцов - они оба непосредственно участвовали в раскопках. У нас сомнений уже не было, что найдены останки Кузнецова. Затем и второй акт был составлен. Но Валуйко мне говорит: "Понимаешь, Коля, так паспорта у него нет, как же мы можем хоронить? Знаешь, потом придут новые люди, начнут все переворачивать..." То есть надо было так доказать, чтобы уже ни у кого никаких сомнений не возникало. Помню, меня это тогда сильно возмутило - ведь я точно знал, то это Кузнецов! Но я сдержал себя. И задумался над этим - какие еще доказательства найти. Я начал советоваться с чекистами из других областей и республик. Мне санкционировали свободные телефонные разговоры даже с Киевом и Москвой. И мне подсказали некоторые товарищи - чекисты. И даже сестра Кузнецова, Лидия Ивановна, рекомендовала, что было бы хорошо обратиться к Михаилу Михайловичу Герасимову, ученому с мировым именем, заведующему лабораторией пластической реконструкции Института этнографии АН СССР. Если он подключится и даст положительное заключение, то других доказательств не понадобится. Я начинаю искать Герасимова и его работу "Восстановление лица по черепу". Мне скоро эту книгу доставили, я прочел. Вижу - это то, что надо. Доложил об этом Ивану Федоровичу Валуйко, и 26 декабря 1959 г.. Львовским УКГБ была назначена специальная экспертная комиссия, а проведение экспертизы было поручено М. Герасимову. Сделали специальную коробочку, по-ложили туда череп Кузнецова. Планировалось доставить его поездом в Москву. Я на свои деньги купил Володе Зеленгурову, судмедэксперту Львова, билет на самолет. Проводил его. Он в Москве вышел на Герасимова, позвонил: "Герасимов взял череп в работу". Мы ему пе-редали 17 фотографий Кузнецова, я их достал. В КГБ СССР, в архиве, копался я в этих делах и фотографии забрал. Если бы не забрал, то этими фотографиями спекулировали бы до сих пор. Я их забрал, размножил, разослал по музеям - везде они есть. А так их, я уверен, растащили бы некоторые особи... И вот звонок: "Герасимов говорит, что 98% за то, что фотографии и череп принадлежат одному и тому же лицу. Это для меня было... ну, как победа в Великой Отечественной войне, но в миниатюре. Такое ощущение...

Мы поехали в Москву, забрали череп и заключение. Я попросил Герасимова, чтобы он мне это заключение дал в двух экземплярах. И не зря, как потом оказалось. Одно заключение у меня похитили из квартиры во Львове, и часть документов с грифом "секретно". Кто это сделал? До сих пор неизвестно. Но, думаю, те же люди, что хотели похитить и череп Кузнецова.

- Похитить череп? Как?

- Когда я вернулся из Москвы, череп хранился у меня, в коробке под письменным столом. Стол этот - вот он - до сих пор у меня. И вот однажды мне позвонил человек и сказал: "Будь осторожен, у тебя хранится череп Кузнецова, смотри - его собираются похитить и подменить".

- Вы знаете имя человека, который вас предупредил?

- Нет, тогда не знал и теперь не знаю. Но я благодарен этому человеку. Если бы череп подменили, я бы ничего уже никому не доказал.

Кто - он не сказал. Но мне было достаточно. И я предпринял все меры, череп передал следователю Рубцову, наказал хранить его в сейфе и никому не передавать ключи. И череп хранился после этого звонка в сейфе в управлении КГБ. Там же подшили в дело первый экземпляр заключения М. Герасимова, которое он подписал 24 де-кабря 1959 года, и подпись свою заверил круглой печатью Академии наук СССР.

- И что было дальше?

- Дальше была детективная история, связанная, кстати, с журналистикой. Я работал над очерком о Кузнецове. Отправил его в Свердловск, в газету "Уральский рабочий" - думал, там-то сразу возьмут. Но редакция молчала. Я продолжал работу над очерком, значительно расширил его. Начальник управления требовал, чтобы я отчитался перед Москвой о всем ходе расследования. А я решил, что должен сначала напечатать очерк, чтобы общественность все знала. Тогда моим противникам труднее было бы вести свои тайные игры. Но как это сделать, когда за мной такой контроль, и я, как сотрудник КГБ, не имел права что-то печатать без санкции, понимаете? А от меня требуют - давай отчет. Я говорю: "Повременим, надо еще кое-какие детали доработать". И Владимир Григорьевич Шевченко, тогда начальник Львовского УКГБ, согласился подождать. А я все оттягиваю. По ночам сидел, писал. Наконец документальный очерк был готов. Я его дал отпечатать машинистке, Нине Кирилловне, она в управлении печатала самые секретные материалы. Отпечатала. Тут снова вызывает меня Шевченко, спрашивает: готов отчет? Я говорю, что надо мне в Москву съездить, еще кое-что уточнить. Про очерк молчу, конечно. Назвал я его - "Весь Родине, до конца". Беру экземпляр и еду в Москву. Володя Зеленгуров со мной поехал.

На станции Малоярославец, примерно в ста километрах от Москвы, я решил выйти. Открываю дверь - стоит плотный высокий мужчина, рядом другой, поменьше. Первый спрашивает: "Вы Николай Владимирович Струтинский?" Говорю: "Да, он самый". И они начинают со мной разговор. Заходим в купе, они показывают документы - заведующий редакцией "Вечерней Москвы" - это не шутка была тогда! - и его сотрудник. Говорят: "Николай Владимирович, мы знаем, что у вас есть один экземпляр очерка. И мы очень просим отдать его нам. Вы видите - мы специально выехали из Москвы, ночью, нашли вас в поезде, неужели вы нам откажете?"

А я думаю: откуда они знают про очерк? Ведь я никому не говорил, кроме жены. Как же так?

Я им говорю: "Хорошо, если вы мне укажете человека, который рассказал вам про очерк - отдам его вам". Тут они признались, что позвонили моей жене и уговорили ее, сказали, что напечатают все без малейших исправлений. Жена им и сказала, что я поездом поехал в Москву. Я успокоился, а то думал, что это КГБ хочет очерк перехватить. Отдал им текст. Они говорят: "Буквально завтра он будет напечатан". Я им поверил и не ошибся.

- А почему все же журналисты перехватили вас в Малоярославце? Знали, что в Москве вас встретят люди с Лубянки, и тогда взять текст не удастся?

- Возможно, что они думали так. В Москве меня ожидали в Центральном аппарате КГБ, но на вокзале не встречали. Очерк был в редакции, а я переживал - не будут ли журналисты советоваться с КГБ? Если будут, то очерк у них заберут, и все будет кончено. Мы с Зеленгуровым ожидали выхода номера "Вечерней Москвы". Я очень волновался. Володя, видно, решил меня отвлечь, достал билеты на "Лебединое озеро". Пошли, но на сцену я почти не смотрел, все думал - как мой материал пройдет? А может, он уже на Лубянке?

Утром пошли к киоску. Очередь, все берут "Вечерку". Покупаем -

есть, напечатан очерк! Мы купили по 10 экземпляров. И уже только после этого я позвонил на Лубянку. Мне говорят: "Николай Влади-мирович, где вы, мы же для вас номер в гостинице держим". Я дурачком прикинулся - мол, не москвич, Москвы не знаю, думал, перед Новым годом номеров гостиничных нет. А сами с Володей Зеленгуровым на ВДНХ в гостинице переночевали, но велели, чтобы нам никаких звонков, и нашего номера телефона никому не давать. На Лубянке, кажется, поняли: что-то не то, но что? Иду я туда, а Володя остался на улице ждать. На Лубянке мне говорят: "Вас ожидает начальник IV управления (контрразведка - А.Л.) генерал Питовранов.

Вхожу. Кто я? Лейтенант с периферии, для него я - как пылинка на этом полу. Я доложился. Вижу, на столе газета "Вечерняя Москва". Тут я подумал, что могу с Лубянки уже и не выйти. Я же все правила нарушил, без согласования очерк опубликовал. Могут тут же сорвать погоны и под суд отдать. Генерал взглянул на меня мрачно так и говорит: «Кто вам дал право печатать материал?» Я отвечаю: "Львовский обком партии". А во Львове я рассказывал об очерке зав. отделом обкома Федору Ткаченко и спросил - мол, "Львовская правда" дала бы его? Он вызвал тогда редактора и говорит: "Напечатай". Вот так я перехитрил всех. Первую подачу, кстати, во "Львовской правде" и напечатали, но продолжения не было. Тогда Борис Крутиков, главный виновник гибели Кузнецова (Крути-ков обязан был обеспечить встречу и охрану Н. Кузнецова после выхода его из Львова, но не сделал этого), прочел - и понял, чем ему это угрожает. Задействовал все свои связи, чтобы прекратить публикацию. Продолжения во "Львовской правде" не последовало. Но разрешения обкома никто ведь не отменял.

Питовранов потянулся было к телефону, но передумал, не стал звонить.. Говорит уже более мирно: "Знаю Кузнецова, достойный человек. Он из немцев Поволжья". Я говорю: "Нет, товарищ генерал, вас дезинформировали". Он вскинулся: "Как?" Но я его убедил: никакой Кузнецов не немец. Питовранов тогда нажал на кнопку, вбегает сотрудник, у которого были все документы по Кузнецову, затем в кабинете генерала появляется секретарь парткома IV управления Цен-трального аппарата КГБ. Питовранов встает из-за стола, выходит ко мне, жмет руку: "От лица службы я выношу благодарность за то большое дело, которое вы сделали по Кузнецову". А секретарь парткома еще предложил мне выступить перед оперативным составом, но я отговорился - скоро Новый год, семья ждет, надо домой.

Пошли мы с Володей Зеленгуровым на вокзал, сели в поезд и уехали во Львов. Вот тогда все это закончилось. А могло бы закончиться совсем по-другому...

27 июля 1960 г. во Львове состоялось торжественное перезахоронение останков легендарного разведчика Н. Кузнецова на воинском кладбище "Холм Славы". В феврале 1961 г. был открыт памятник Н. Кузнецову в Ровно, а в сентябре 1962 г. - во Львове. На месте первого захоронения в урочище "Кутыки Рябого" в 1975 г. установили памятную стелу из титана, доставленную с завода "Уралмаш" (уралмашевцы изготовили ее по собственной инициативе). В 1979 г. установлен памятник из лабродарита в селе Боратин Бродовского района Львовщины. Казалось бы. историческая справедливость восторжествовала. Но борьба вокруг имени Николая Кузнецова на этом не закончилась...

Андрей Лубенский.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

P.S.:

1 апреля Николаю Владимировичу Струтинскому исполняется 81 год. Редакция ПРАВДЫ.Ру поздравляет ветерана разведки с днем рождения и желает ему здоровья, счастья и оптимизма!