Суджа: что варится в котле войны

Спецкор Pravda.Ru Дарья Асламова побывала в Судже Курской области вместе с бойцами Спецназа Ахмат. Репортаж из командировки.

Спецкор Pravda.Ru Дарья Асламова с артиллеристами спецназа Ахмат в Судже

"Мужики! — звенит тонкий мальчишеский голос в "буханке", раздолбанной дронами и осколками снарядов. — А я жить буду?!" Я кусаю губы, чтобы не разреветься от жалости, и стараюсь не смотреть на рваную, перевязанную жгутом руку 18-летнего раненого парня. Всё материнское, бабье, сырое и слезливое рвётся из меня наружу. Но раскисать нельзя. Я помню, как на мой отчаянный вопрос: "Зачем 18-летним идти на фронт?" — я тут же получила отпор от бойцов: "Затем, чтобы стать мужчинами".

Боец с позывным Китай под Суджей

"Конечно, ты будешь жить, братишка! Поверь, я делаю всё, чтобы доставить тебя в госпиталь как можно быстрее", — твёрдо говорит наш водитель с позывным Китай, выжимая максимум из бывалой машины, похожей на швейцарский сыр, вся в дырках от прилётов. "Держитесь все крепче!" — кричит он нам, когда нас швыряет по ямам и ухабам на разбомблённой дороге где-то под Суджей. Его напарник раскуривает сигарету и сует её Китаю, который прямо на ходу глубоко затягивается.

"Как тебя зовут?" — спрашиваю я парня, обрывая непрошеное слово "сынок". "Тёма, — говорит он по-детски и уже по-взрослому поправляется, — Артём. Что это было?" "Дрон-камикадзе, — объясняет боец из "Ахмата" с позывным Чудо. — Мы его увидели, но не успели сбить. И он атаковал вашу машину. Ты давай, братишка, воду пей, ты кровь теряешь. И глаза не закрывай. Пацаны, сколько ещё у нас есть времени?!" — "Ещё пятнадцать минут. Успеваем".

— Если раненому наложили жгут на руку, у него есть сорок минут, если на ногу — максимум тридцать, — говорит мне Чудо. — Сейчас фронт в Курской области стремительно, за несколько дней, ушёл вперёд, а мобильные госпитали ещё подтянуться не успели. Так что повезло парнишке, что мы в это село Уланок заехали прямо перед атакой дронов. У ребят в селе даже эвакуационной машины не было, а тут мы подскочили. Беда сейчас с машинами, на них дроны ведут настоящую охоту.

Суджанский район Курская область

Когда мы передаём раненого Артёма врачам, мне вдруг приходит в голову мысль, что это вовсе не везенье. А промысел Божий. Воля провидения.

Суджанский район Курской  области

Чудеса случаются

Это был день, полный неизбежности. В село Казачья Локня Курской области я въехала с тяжёлым сердцем. Угрюмое, разорённое всушниками село, где рухнул спокойный, живописный порядок бытия и остановилась жизнь. Ребята-связисты из спецназа "Ахмат" занялись своей работой, а я зашла в местный дом культуры, где обнаружила целый арсенал американских снарядов и патронов.

Трофеи в Судже

От прежней жизни остался только занавес на сцене с трогательными русскими берёзками и сельская библиотека с книгами, лежащими в грязи на полу. Пушкин, Толстой, Лермонтов, Достоевский, русские сказки и… натовские патроны. Памятник воинам-освободителям перед ДК нацистские ублюдки раскрасили в "жовто-блакитный" цвет.

— Что символично, на памятнике написано: "Никто не забыт. Ничто не забыто". И мы этого всушникам не забудем, — скрипнул зубами боец с позывным Чудо. — Когда-то здесь, на нашей курской земле, наши прадеды воевали, а потом пришли негодяи и нагадили. Ну, ничего, недолго им осталось гадить.

— Почему у тебя такой удивительный позывной? — с любопытством спрашиваю я бойца.

— Потому что в моём роду существует традиция: всех первенцев называть Николаями. А я верующий человек. Есть такой покровитель — Николай-чудотворец. Я не считаю себя святым, поэтому не мог назвать себя чудотворцем. Получился сокращённый вариант позывного — Чудо.

Церковь в селе Казачья Локня, где стоял штаб ВСУ

Вместе с Чудом мы идём в сельский храм. Он снимает шапку и истово, благоговейно крестится перед входом. Но внутри нас ждёт прямо-таки библейская "мерзость запустения". Иконы и кресты сброшены на пол, всё разворочено и загажено. Битое стекло, взрыватели, следы солдатского постоя, украинские сухие пайки и даже "кровянка" (кровяная колбаса с Западной Украины). С поруганных икон на нас смотрят кроткие и вместе с тем строгие лица святых с очами, полными безмолвной скорби.

— Здесь был штаб украинских военных, — объясняет Чудо. — Обратите внимание, что и купол, и фасад церкви целы, потому что наша армия никогда не бомбит церкви и объекты культурного наследия. А всушники этим пользуются. Это бесы. Мы воюем с демонами.

Церковь  в селе Казачья Локня, где стоял штаб ВСУ

Слово "демоны" гулко разносится в пустой церкви, я вздрагиваю, осеняю себя крестным знамением и в страхе шепчу: "Стадо без пастыря — пища сатаны". Я наскоро читаю молитву, поскольку время не ждёт. И ещё не знаю, что буквально через сорок минут мы попадём под атаку дронов в селе Уланок, все четверо останемся живы и вывезем на "ахматовской" машине раненого 18-летнего пацана.

Уже поздно вечером, когда позади останется бесконечный, полный опасностей день в Судже и её окрестностях, я вдруг вспомню имя великомученика, в честь которого названа церковь в селе Казачья Локня. Димитрий Солунский, греческий воин-святой, покровитель военных. Именно ему молятся о том, чтобы выжить в боевых действиях. Так сказать, святой узкой специализации. Святой-спецназовец. Я смеюсь от забавного сравнения и засыпаю глубоким блаженным сном.

Суджа

"Мы стали частью Победы"

Мучительный, надсадный кашель, разрывающий лёгкие. Такой я помню только в реанимации во времена "ковида". Молодые мужчины, лежащие под капельницами, в полевом госпитале спецназа "Ахмат". У всех одинаковые симптомы: высокая температура, одышка, двухсторонняя пневмония, слабость. Все до одного — настоящие герои, достойные орденов, участники уже легендарной операции "Поток", которую неофициально называют операцией "Труба". Именно благодаря им удалось освободить Суджу.

Командир отряда связи спецназа Ахмат с позывным Тимсо с трудом поднимается с постели. У него воспалённые глаза и температура 39, а тут ещё журналистка с дурацкими вопросами:

— Судя по кашлю, речь идёт об отравлении? Можете рассказать, что произошло?

— Труба была длинная, выветрить её полностью сложно. Плюс вдоль бортов техническая смазка, низкий уровень кислорода, холод, подземные условия — всё это сыграло с нами злую шутку. Получилось отравление лёгких, которое у многих перешло в пневмонию.

— Расскажите, сколько длилась операция? В чём заключалась ваша задача?

— Мы обеспечивали связь для отряда. Это наша работа. Ничего сверхъестественного, просто пошли и сделали.

— Вы сами были в трубе?

— Да, я лично спускался. Было сложно со временем — ни света, ни ориентиров, приборы быстро садятся. Думаю, провёл там около двух суток, плюс-минус. Нас заходило много, и вместе с нами внутрь шли боеприпасы, обмундирование. Нужно было завести всё, рассредоточиться, потом ждать команды на взрыв выходов и начало атаки. С момента входа первых бойцов до выхода прошло примерно пять-шесть дней.

— Вы уже не ориентировались во времени?

— Времени вообще не чувствовалось. Оно быстро летело. Не до него было.

— Пять-шесть суток это быстро?! Это же полная темнота, замкнутое пространство…

— У всех по-разному. Кто-то нормально переносит темноту, кому-то тяжело. У некоторых была клаустрофобия. Если видели, что человек сильно нервничает, не справляется, — таких выводили. Потому что это уже физиология. Человек может быть бесстрашным бойцом, идти в бой один с топором против двоих сотен. Но вот труба — и всё. Страх замкнутого пространства.

— Какова длина трубы?

— 15 километров. Диаметр — метр сорок четыре. В полный рост не встать. Приходилось идти пригнувшись, почти всё время — полусогнувшись, или лежа, или сидя. Но паники не было. Скорее, наоборот, — ажиотаж. Все ждали, когда уже начнём. Столько времени в трубе, все были как заведённые. Хотелось скорее выпрыгнуть, побежать.

Врач из Луганска с позывным Тореро внешне спокоен, но в голосе чувствуется профессиональная тревога: "Такого массового масштабного поражения лёгких мы ещё не видели. Все наши пациенты здесь — участники операции "Поток". Когда мой командир поручил срочно найти схему лечения, я понял, что аналогов нет. И мы имеем дело с крайне сложной химической нагрузкой — почти вся таблица Менделеева. Продукты сгорания, нефтепродукты, газы, соединения никеля, гальванические испарения… Всем этим ребята надышались. У них у всех — химическое поражение лёгких с развитием пневмонита, который в большинстве случаев переходит в альвеолит и затем в тяжёлую пневмонию с дыхательной недостаточностью.

Коварство ситуации заключается в том, что газы, которые находились в трубе, дают отсроченную реакцию, симптоматика нарастает лавинообразно: первые два-три дня человек чувствует себя нормально. Но на третьи-четвёртые сутки появляется сухой кашель, одышка, снижается переносимость физических нагрузок, а к пятому-шестому дню поднимается температура — это признаки начинающегося отёка лёгких и вторичной пневмонии.

Мы подбирали схему лечения буквально вслепую — только на основе теоретических знаний, которые когда-то получали в университете. К счастью, видимо, учились мы неплохо: у всех ребят наблюдается положительная динамика. И огромное спасибо волонтёрам — они выручили. Смогли оперативно достать редкие лекарства, специфические антидоты, в том числе применяемые при отравлениях солями тяжёлых металлов и продуктами нефти. Благодаря им у нас всё получилось, схема сработала".

Героями себя бойцы не считают. "Да какие мы герои?! — искренне удивляется боец подразделения Аида с позывным Лом. — Наша задача была доставить технику в трубу. А вот настоящие герои — это штурмовики, те, кто вышел с другой стороны трубы и сразу пошёл на штурм. А мы так, помощники героев".

А вот боец с позывным Художник ощутил важность момента: "Мы потом с ребятами общались и говорили: то, что мы сделали, войдёт в историю. Мы уже маленькая часть большой легенды, винтик в большой машине, которая должна победить".

Котёл войны

На войне есть только чёрное и белое. Опасность — неподкупная проверка. Иногда хватает нескольких минут, чтобы понять, кто перед тобой — трус или храбрец, негодяй или человек чести. Но в этом чёрно-белом мире живут и сражаются люди самых разных характеров, взглядов, судеб и профессий, и они могут рассказать самые лучшие истории на свете. А каждый бой — это целая сага. Есть интеллигенты, которые могут часами рассказывать о тех сложных побуждениях, которые привели их в самую гущу событий. Есть немногословные рабочие люди с золотыми руками, которые и кашу сварят, и дрон из ружья собьют. Есть совсем молодые ребята-романтики, которых воспитали правильные книги и фильмы. Есть уголовники, и это особая среда — со своими правилами, жаргоном и "словом пацана", за которое надо отвечать.

Промзона в Судже

Но война на 70% состоит из… быта. Из того удивительного умения русского солдата устраиваться быстро, прочно и удобно в самом неудобном месте. Например, завесить старыми коврами плачущие от сырости стены в подвале или заарканить беглую свинью, сбежавшую из разбомблённого свинарника.

В гостях у артиллеристов из ахматовского отряда "Камертон" я сразу жадно вдохнула аппетитный запах мяса. В крохотной кухне ребята жарили с лучком восхитительную свинину, которую даже успели замариновать. И это в Судже, под постоянным обстрелом! Правда мне тут же испортил аппетит связист с позывным Феля, который с суровым видом отказался от угощения. "Это почему же?" — удивилась я. — "Во-первых, я связист. Мне приходится по деревьям и столбам лазить, чтобы связь установить. С полным желудком неудобно. Во-вторых, после еды наступает сонливость, а на фронте расслабляться нельзя. Надо быть начеку. А в-третьих, нам доктор велел есть один раз в день, только вечером. Потому что при ранении в живот желудок должен быть пустым".

"Ну, как хочешь", — отмахнулась я и тут же подцепила жирный кусок.

— Это кто ж вас так готовить научил? — восхитилась я.

— Жена, — с гордостью ответил боец с позывным Серьга. — Это ещё что! Вот мы баранью ногу научились делать. Только где нам в Судже барана взять?

— Вот на прежней позиции красота была, — вспоминает командир отряда с позывным Шомид. — 20 баранов, 20 курей, яички с них собирали.

— Какие вы, однако, хозяйственные!

— Да мы даже в Судже сразу в доме воду раскачали, окна и двери вставили. Мы ж не безрукие!

Я не перестаю удивляться, каких разных людей судьба сталкивает на войне. Командир отряда Шомид имеет две "вышки" (два высших образования): университет государственного управления и высшее техническое. Серьга закончил Санкт-Петербургский университет технологии и дизайна и работал специалистом по рекламе. 55-летний Раджа, веселый и крепкий мужик, — тракторист, водитель-механик. В одном отряде я встретила писателя Карима Гарипова, который ушёл на фронт артиллеристом, чтобы защищать Родину и написать книгу о спецназе "Ахмат".

У меня однажды была жаркая дискуссия с бывшим коллегой, который стал добровольцем. Он пописывал нескладные стишки на фронте, много размышлял, надолго уходил в себя и делал свои выводы. "Ненавижу войну", — горько сказала я. "Но ведь она нужна, — возразил он. — Война за Родину — это то, что делает человека человеком. И только священная война творит из случайного сообщества людей настоящий народ, связанный чем-то большим, чем забота о хлебе насущном. Почему так упруга и жизнеспособна Российская-Советская империя? Потому что она всегда сражалась за свои жизненные интересы и мешала в котле войны десятки национальностей, делая их всех русскими по духу. Ну, сама подумай. Все бы эти люди: пахари, крестьяне, рабочие, артисты, поэты, инженеры, — шли бы по жизни разными тропами и никогда бы не пересекались, если бы их жизнь не пересекла. И точка пересечения судеб — всегда война".