Виктор Лавский: Мечта о небе

Спецкор “Правды” бывший старший сержант Илья Шатуновский беседует с генерал-лейтенантом авиации Виктором Лавским, который начал боевой путь в знойном испанском небе в 37-м и служит народу до сих пор.На войне мы не встречались, да и встретиться не могли, хотя бы потому, что находились на разных должностных высотах.

Я был стрелком-радистом, а он — главным штурманом воздушной армии, а потом и главным штурманом Военно-Воздушных Сил.Мы познакомились много лет спустя в правлении Межрегиональной ассоциации инвалидов войны (МАИВ) и теперь вместе работаем. Организация у нас сугубо гражданская. Мы объединились для того, чтобы помогать другим инвалидам — престарелым, больным. Крайне нуждающимся.

Я, конечно, слыхал, что первый заместитель президента МАИВ Виктор Михайлович Лавский — генерал, но ходит он в гражданском костюме, орденских планок не носит. Но вот на конференции МАИВ Виктор Михайлович делал доклад и появился на трибуне во всем великолепии: на генеральском кителе — россыпь боевых наград: считай — не скоро сосчитаешь.

Вечером, когда делегаты ужинали, я подошел к генералу.

— Вижу, что у вас, Виктор Михайлович, помимо других наград шесть орденов Красного Знамени. Шесть этих орденов, это я уверен, —шесть глав увлекательного военного романа.

— Первыми двумя награжден в Испании. Там я совершил 96 боевых вылетов. Родом я сам из Донецка. После школы работал на метеостанции наблюдателем погоды. Но с раннего детства жила у меня мечта о небе. Поступил на штурманское отделение Харьковского авиационного училища. Потом был бомбардировочный полк под Смоленском. Прослужил там недолго. Вызвали в штаб, спросили, как посмотрю, если меня пошлют в государственную командировку? Шел 37-й год, бои на Пиренейском полуострове в разгаре, и я понял, что речь идет об Испании. Прошел мандатную комиссию. Дали мне новую фамилию: Любарский. Впрочем, Любарским я был лишь до испанской границы. Потом я стал Хулианом Педро Валенсиано, а в эскадрилье просто Витторио.

— Как добрались до места?

— Поездом через всю Европу. Ехали всемером. Для сторонних глаз мы были согражданами, случайно познакомившимися в вагоне. По документам я значился метеорологом, премированным за хорошую работу путевкой на Всемирную промышленную выставку в Париже. У моих попутчиков были свои легенды.

— Итак, вы добрались до Испании, и, видимо, сразу — в бой?

— Фашисты уже походили к испанской столице. Мой первый вылет был под Мадрид. Наносился удар по наступающим марокканцам. Славные у меня были боевые товарищи: летчик Жора Стародумов (Отечественную закончил командиром дивизии), стрелок испанец Матиас Ерру. Летали на скоростном бомбардировщике. По тем временам это была высококлассная машина. Трижды нас сбивали. Над Памплоной перехватили “мессера”. Изрешетили самолет, подбили один мотор, но он, к счастью, не загорелся. Воздушный стрелок Ерру был тяжело ранен. Садиться на вынужденную мы не могли. Летчик Стародумов вел машину по ущельям. С большим риском пересекли Пиренейские горы, возвратились на базу.

— А другие боевые эпизоды?

— На аэродроме под Сарагосой фашисты сосредоточили 60 самолетов для операций на Восточном фронте. Нашему экипажу поручили разведать обстановку. На большой высоте мы облетели эту базу, установили расположение зенитных батарей и самолетных стоянок, определили наиболее удобные подходы к цели. На рассвете наши подкравшись к цели, подожгли фашистские самолеты, застигнутые врасплох на земле. В Испании я отвоевал два срока.

- Как вы добирались домой?

— Путешествие было долгим. До Парижа машинами и поездом. Потом прибыли в порт Гавр. На грузовом пароходе “Кама” пассажиров было значительно больше, чем экипажа. Вместе с нами возвращались на родину танкисты, пехотинцы, артиллеристы. Был февраль 38-го. Ленинградский порт сковали льды. Пришли наконец в Мурманск. Отсюда с пересадкой в Москву. Меня приняли в Военно-воздушную академию. Но как только на Карельском перешейке прозвучали первые залпы, начальник штурманского факультета, известный полярный исследователь Герой Советского Союза Иван Тимофеевич Спирин создал боевую авиагруппу из ветеранов, воевавших в Испании. Собралось 20 экипажей. На аэродроме в Кандалакше приняли боевые машины.

— Какое впечатление осталось у вас от этой войны, которую Александр Твардовский назвал “незнаменитой”?

-  Хоть я и совершил здесь 21 вылет, но летного опыта у меня не прибавилось. У финнов авиации практически не было. Боевые действия шли на земле. Пехота несла огромные потери. Одна “кукушка”, засевшая где-нибудь на дереве, держала в снегу целую роту. Мы бомбили в основном эшелоны на железнодорожных станциях. Наград за эту войну я не получил. За первые вылеты был представлен к ордену, но вскоре война закончилась и наградной лист где-то затерялся. Спирин сказал, что зачтется в будущем.

— И зачлось?

— Не сразу. С финской вернулся в академию. Но началась большая война. Через неделю я был уже на одном из приграничных аэродромов. Назначили штурманом полка. И сразу полетел на бомбежку. Шесть вылетов были успешными, на седьмом сбили. Летчик с трудом посадил горящую машину на “брюхо” среди подсолнухов. Мы не знали, где находимся — на своей территории или на чужой. Быть бы беде, но свои выручили. За первые вылеты представили к Красной Звезде. А третий “боевой” я получил за Сталинград. Но не за полеты. В сентябре 1942 года наш командарм Тимофей Хрюкин послал меня и начальника оперативного отдела Зиякина в штаб Сталинградского фронта, где нам дали совершенно секретное задание: разработать план боевого применения авиасоединений в день, когда начнется окружение немецкой группировки в Сталинграде. Мы определяли задачи для каждого полка: цели, по которым должен быть нанесен удар, бомбовую нагрузку, маршрут, боевое прикрытие бомбардировщиков и штурмовиков. И в день “Ч”, а это было 19 ноября, наша авиация действовала четко, строго по разработанному плану.

— Итак, на очереди ваш четвертый орден.

— Начались бои под Севастополем. Однажды на По-2 я полетел проверить эффективность действий наших ночных бомбардировщиков, и, конечно, мы сами взяли бомбы, чтобы обрушить их на головы врага. На обратном пути зенитный снаряд пробил бензобак. Мотор заглох, перешли на свободное планирование. В кромешной тьме кое-как притерлись к земле. А утром, когда рассвело, увидели, что находимся всего в нескольких метрах от противотанкового рва, неподалеку от немецких позиций. После того как взяли Севастополь, я получил четвертый “боевой”. Потом мы оказались в районе Львова.

— А пятый “боевой”?

— Его получил за штурманскую подготовку боевого применения нашей авиации при освобождении Чехословакии. Вскоре пришел долгожданный День Победы. Меня назначили начальником штурманского отдела Главного штаба ВВС. Окончил Академию Генерального штаба. Был главным штурманом 10-й воздушной армии, стоявшей на охране дальневосточных границ.

— Шестой орден Красного Знамени вы получили уже в мирные дни?

-  И в мирные дни приходится решать боевые задачи. В начале 50-х возникла угроза новой мировой войны. Авиация противника могла бы нанести удар по нашим города как с запада, так и через Северный полюс. Наши истребители, базировавшиеся на материке, встретить неприятеля на дальних подступах не могли: у них не хватало запаса горючего. Воздушных заправщиков тогда не существовало, не говоря уже о зенитных ракетах. Возникла идея строить аэродромы на дрейфующих льдах Арктики, посадить на них истребители и проверить, как они будут действовать в северных широтах. От летного состава требовалась высочайшая штурманская подготовка. Я был назначен главным штурманом ВВС Северной экспедиции. Много раз летал на полюс, выбирал льдины для аэродромов, обучал экипажи. Ответственное правительственное задание было выполнено в срок. Экспедиция подтвердила, что с ледовых аэродромов наши истребители могут вести успешную боевую работу. Вот за это я и получил шестой орден Красного Знамени.

— Чем еще занимался главный штурман ВВС?

— Чтобы обучать молодых летчиков и штурманов, приходилось самому осваивать новые типы самолетов, в том числе и сверхзвуковые. Пролетел по многим маршрутам, проложенным гражданской авиацией в страны Европы, Азии и Африки. Изучал возможности использовать эти пути в случае военной необходимости.

— Как сложилась ваша жизнь дальше?

— Прослужил в должности главного штурмана ВВС, уволился по возрасту. А на следующий день пришел в Аэрофлот. Был начальником отдела. Разрабатывал единую систему воздушного движения страны. Отдал Аэрофлоту 15 лет, а потом...

— Знаю, что вы — один из организаторов Межрегиональной Ассоциации инвалидов войны. Но ведете и другую работу.

— Да. Возглавляю также Ассоциацию ветеранов испанской войны.

— Вам было за 50, а вы еще летали. Провели в воздухе тысячи часов. Как удалось сохранить доброе здоровье, работоспособность? Соблюдали режим? Не употребляли алкоголь?

— Безусловно, я поддерживал определенную форму. Занимался спортом. А насчет алкоголя... конечно, надо знать меру.

Илья ШАТУНОВСКИЙ.